Эля Колесникова, бывшая преподавательница МГИМО, ушедшая из вуза после того, как его власти стали бороться с инакомыслием профессора Зубова, осудившего аннексию Крыма Россией, написала на днях в своем фейсбуке: "Россия всё еще живет при Сталине. Его сторонники и поклонники всё еще заседают на 17 съезде. Его противники всё еще читают материалы 20-го. В России всё по-прежнему измеряется сталинской меркой: Путин лучше Сталина или хуже? 37 год сейчас или еще нет? Убийство Немцова - это убийство Кирова? И пока нет этому конца, Путин будет торжествовать. Во плоти или в качестве духовной скрепы".
Сергей Ковалев – советский диссидент, участник правозащитного движения в СССР и постсоветской России - говорит о том, что память о ГУЛАГе глохнет. Одним из проявлений этого процесса стал, например, проект превращения музея ГУЛАГа "Пермь-36" в музей сотрудников лагеря и их эффективной борьбы с инакомыслием заключенных, пятой колонны. Именно в этом лагере, кстати, отбывал срок, полученный за "антисоветскую агитацию и пропаганду" сам Ковалев. Во время приезда в Варшаву правозащитник говорил о том, что ГУЛАГ является не только проблемой российского общества, его варварской историей, это глобальная проблема, идеология глобального смысла. "Мы, русские, главные виновники того, что допустили это в нашей стране, но вы, ребята, сильно нам помогали", - обращался он к полякам.
О том, перевернута ли страница истории ГУЛАГа россиянами, осмыслено ли это страшнейшее преступление российским обществом и в чем состоит надежда на выздоровление России, мы и поговорили с Сергеем Ковалевым.
Сергей Ковалев: Если говорить о массовом сознании, я должен с сожалением признать, что никто сейчас особенно не обеспокоен ГУЛАГом. Это все было когда-то. Кого-то убеждают, что было все не так, как говорят эти демократы. Кто-то в это верит. Кто-то говорит - "Ну что мы будем ворошить старое. Вот теперь же нет ГУЛАГа, ну и ладно". А кто-то говорит - "Знаете, это устремление в историю - оно непрактично, из него ничего не следует. Давайте думать о том, чтобы была колбаса!"
Сколько угодно таких разнообразных отношений к ГУЛАГу. И я думаю, что власти и ее пропагандистам удалось очень сильно, в разы, снизить интерес к тому периоду истории.
Маша Макарова: Мы опять живем в интересное время. Вот сейчас мы встречаемся после убийства Бориса Немцова, после проекта закрытия музея ГУЛАГа "Пермь-36", а затем и идеи открытия там музея тюремных надзирателей. Что происходит сейчас с Россией? Как вы видите ее будущее?
СК: Что происходит не надо рассказывать, это видно невооруженным глазом. Происходит специально инициированное возбужденное беснование толпы. Это довольно естественно, между прочим.
Что это за толпа? В очень большом проценте, не в подавляющем, но в очень большом, из этих 86% не менее 43% - это прямые воспитанники Сталина или через одно поколение. Сталин очень успешно занимался селекцией. Он селекционировал новую историческую общность, как тогда было принято говорить, - советский народ. Тот народ, который достался ему в наследство, его никак не устраивал. Он сделал новый. Для этого был нужен ГУЛАГ, уроки ненависти, вся ложь, которая на нас обрушилась, и весь страх, который людям внушался.
Селекция удалась - он имеет тот народ, который он хотел создать. То есть не он имеет, а мы имеем теперь.
Значит ли это, что этим всё кончено? Нет, не значит. Я естествоиспытатель по происхождению, поэтому мои аналогии из физики, биологии. Я считаю, что это хорошо, что это правильно. Знаете, в нашей отвратительной мировой истории было несколько человек, которые... Вот в середине 50-х годов сначала Нильс Бор, потом Альберт Эйнштейн, потом Бертран Рассел, потом Андрей Сахаров, в каком-то смысле Михаил Горбачев (чуть-чуть по-другому, но вот как-то сбоку) - они поставили вопрос о новой глобальной политической парадигме. Я совершенно убежден, что это и есть настоящая задача, стоящая перед всеми нами, перед политическим миром. И этого сейчас практически никто не понимает и не хочет понимать. Вам надо продавать яблоки, кому-то надо получать газ, кого-то пугают военные опасности со стороны России, ну и так далее.
ММ: Что делать самим россиянам?
СК: На самом деле проблема глобальная, и сами россияне никогда не будут в состоянии ее решить. Знаете, как это решалось в Польше? Ну, что такое "Солидарность"? Это политические забастовки, да? Вы слышали когда-нибудь о политической забастовке в России?
ММ: В 90-х?
СК: Бросьте, это были не политические забастовки. Эти шахтеры с касками? Какие это политические забастовки, это нормальные забастовки - платите деньги за работу. В "Солидарности" это тоже так было частенько, но потом появились политические. Вот в чем дело.
Почему я заговорил про всех этих ученых. Это естествоиспытатели, которые умели думать в отличие от этих бездарных политологов - никогда ничего не предсказавших. Я сделаю одно исключение, это ваш соотечественник Ричард Пайпс. Никогда ничего!
В требованиях этих людей и, прежде всего, Сахарова, потому что он оказался более конкретен, чем его знаменитые предшественники, возникал новый политический субъект - человечество. Спросите у традиционных политиков маккиавелиевского типа, которые до сих пор господствуют: что это за объект политики - человечество? Вот надо понимать, что он есть.
В чем состоит, на самом деле, надежда. Надежда состоит в том, что... В цивилизованном мире, в западном мире (все-таки он очень плохо устроен) национальный эгоизм господствует - это унаследовано от наших животных предков. Нашим животным предкам необходимо было сторониться чужих и скалить на них зубы, и жаться к своим. Разделить мир на своих и чужих - это очень адаптивное свойство, без этого в дарвиновском мире не выживешь. Но мы все-таки уже выходим понемногу из животных, хорошо бы немного побольше.
Вот то, что называется патриотизмом, не дает - и западному миру тоже - ощутить себя независимыми, умными и честными. Вот вам яблоки очень надо продать, что тут будешь делать. И история взаимоотношений советской России с Западом - она вся напичкана этими примерами.
Давайте вспомним первые годы советской власти. Все мировые культурные авторитеты поперлись в Москву. Им там как медом было намазано. Зачем?! Они хотели разговаривать с кремлевскими мечтателями. Надо же быть полным дураком, чтобы полагать, что в Кремле, хотя бы один раз за время существования Кремля, сидел хотя бы один мечтатель. Ну это совершенно исключено. Это бандитская шайка, какие там мечтатели.
Я опять вернусь к естественным наукам. Надежда состоит в следующем. Существует достаточно много проявлений следующей закономерности - когда малое возмущение может вызвать гигантский эффект. Давайте я вам приведу идеальный случай. Советская Академия наук переполнена была полуграмотными советскими этими самыми, но человек полтораста в Академии наук были настоящими учеными. Вот из этих полутораста один человек - один! - проявил упрямство и стал говорить то, что он думал, в чем был уверен. В общем, проявил себя честным и бесстрашным человеком. Один!
Теперь давайте себе представим ситуацию - не один, а пятнадцать из этих ста пятидесяти. Что было бы? Мы бы с вами жили в другой стране. Потому что пятнадцать не сошлешь в Горький. Нет, пусть они не будут такими как Андрей Дмитриевич Сахаров - не такие упрямые, не такие смелые. Таких было много, которые поначалу начинали чего-то там подписывать, потом говорили - "Ну, Андрей Дмитриевич, вы - боец, а я - не боец, что тут сделаешь".
Вы понимаете, представьте себе пятнадцать упрямых грандов науки. Не один Сахаров работал на вооружение, от этих грандов эта власть зависела. Я повторяю, мы бы жили в другой стране.
А теперь где эти гранды? Да ни одного нет. За редчайшими исключениями. Вы можете на пальцах одной руки пересчитать достойно ведущих себя артистов, музыкантов, писателей...
ММ: И ученых?
СК: И ученых.