Вопрос украинских граждан, незаконно удерживаемых Российской Федерацией остается одной из наиболее острых проблем в контексте росси йской агрессии в Донбассе и окуппации Крыма. Процес обмена и освобождения украинских заложников полностью заблокирован Российской Федерацией и решение данной проблемы на данном этапе выглядет крайне проблематичным.
Какой может быть роль западного сообщества, в частности ЕС в освобождении украинских политзаключенных и заложников, а также о деле Олега Сенцова, самого известного узника Кремля, - об этом я разговаривал с Марией Томак, украинской правозащитнецей и координаротором «Медийной инициативы за права человека».
Мария Томак. Автор фото - Иван Любыш-Кирдей
Правозащитница сознается, что поначалу, реакция евросоюзных чиновников на российскую агрессии и нарушения прав украинских граждан была неоднозначной:
Я помню 2014 год, когда только началась оккупация Крыма и война в Донбассе, эту колоссальную атмосферу недоверия к нам, когда мы приезжали в Брюссель или Страсбург, посещая структуры ЕС и Совета Европы. На нас смотрели с недоверием, считали агентами СБУ, которые называют «гражданскую войну» агрессией России. К нам было очень предвзятое отношение. Все, что было потом, извините за выражение, все эти «номера», которые отколола Россия, мне кажется очень хорошо показали серьезность намерений Путина. Поэтому, мне кажется, что к России относятся теперь куда более серьезней, а с другой стороны, давайте говорить честно, ее боятся.
Были ожидания, что Олег Сенцов получит Нобелевскую премию мира. Этого не случилось, но недавно Сенцову присудили Премию имени Сахарова, которую присуждает Европарламент в области прав человека. Нобелевская премия мира, кроме признания вклада лауреата в развитие и поддержание мира, является также рычагом давления на страну, в которой находиться тот или иной деятель или правозащитник. Насколько Нобелевская премия могла бы изменить ситуацию Олега Сенцова и какую роль в этом плане может сыграть Премия имени Сахарова. Мнение Марии Томак по этому поводу:
Я не оспариваю того, что люди, получившие в этом году Нобелевскую премию мира. Это также очень серьезные проблемы, которые представляют лауреата. Речь идет о проблеме насилия. Однако, если говорить о каком-то символизме, то думаю, что если бы Сенцов получил Нобелевскую премию мира, то это бы имело значительно более мощный резонанс. Вышло бы, что Путин удерживает в заложниках нобелевского лауреата. Очевидно это был бы чисто политический жест, в том числе со стороны нобелевского комитета. Это создало бы Путину проблемы. Хотя, конечно, игнорирование Россией всевозможных норм международного права, наверное, беспрецедентно. Поэтому сложно говорить о том, насколько бы Нобелевская премия для Сенцова повлияла бы на Путина. Хотя, мне кажется, что это было бы более сильным инструментом давления, чем Премия имени Сахарова, еще и потому, что мы понимаем, что Сахаров для сегодняшней России – это «инородное тело». Ведь те вещи о которых он говорил и отстаивал, противоречат путинскому режиму.
Поэтому, я думаю, что Сенцов достойный лауреат и очень хорошо, что он получил эту премию от ЕС. С другой же стороны, мы понимаем, что это вписывается в идеологическую канву противостояния цивилизованного, либерального мира с авторитарной клептократией - так можно охарактеризировать путинский режим. Следовательно, я не думаю, что это будет каким-то серьезным рычагом давления на Путина, но вместе с тем очень важно, что Сенцов получил Премию Сахарова. Это важно с точки зрения напоминания, потому что одна из проблем с которой мы сталкиваемся, это то, что, когда Сенцов прервал голодовку, напряжение значительно спало. Даже на примере активистов и правозащитников в Украине, которые все эти месяцы голодовки Олега провели в очень напряженном темпе, видно чувство некой расслабленности. Это конечно не очень хорошо. Нам нужно продолжать оказывать давление так, как мы понимаем, что без толчков со стороны Украины, активистов, правозащитников, то что-то постоянно требовать от Запада очень сложно.
Я также задал вопрос по поводу того, почему в случае Нади Савченко удалось добиться от Путина освобождения, а в случае с Сенцовым этого не произошло?
Я бы пока не говорила, что с Сенцовым не получилось. Пока что не удалось, но я надеюсь, что это получится. Может, это немного наивно рассуждать о логике Путина, но мне кажется, что он не хочет поддаваться давлению. Это уже перешло на уровень личностного конфликта между Путиным и Сенцовым. Создаётся впечатление, чего все-таки не было в случае Савченко. Там все-таки была немого другая история. Противостояние Сенцова и Путина –это очень личностное противостояние. Во-вторых, Сенцов – это Крым, а Савченко это все же Донбасс. Крым для Путина сверхважен. Более того– об этом мало говорят, но это надо понимать - дело Сенцова является частью спецоперации по оккупации Крыма. Его дело началось 9 мая с задержания Гены Афанасьева. Это дело целиком пропагандистки вписано в историю дезинформации, созданную Кремлем вокруг Крыма - эта вся мифология про «Правый сектор», «террористов» и прочее. Фактически Сенцов сломал эту схему, с точки зрения восприятия международного сообщества. Хотя, думаю, что согласно рассуждению ФСБ и всех тех, кто это разрабатывал, Сенцов должен был дать признательные показания, сказать: «Мол – я украинский террорист из Правого сектора и я хотел провести теракт, чтобы нанести вред мирному гражданскому населению». Сенцов ломает весь этот план. Я думаю, что при этих обстоятельствах это очень личная история. Безусловно, что не говорите, но, если бы при таких обстоятельствах Путин поддался давлению Сенцова, это очевидно воспринялось как его поражение. Я надеюсь, что Сенцова удастся все-таки освободить, но это очень сложный вопрос. Дело в том, что с доподлинно известно, что об освобождении Сенцова с Путиным говорили Макрон и Меркель. Это, конечно, переговорщики самого высокого уровня, но я думаю, что если бы Меркель попросила освободить, скажем, Сервера Мустафаева или Сейрана Салиева, то, скорее всего, это бы сработало, но в случае Сенцова здесь слишком высокие ставки.
Мария Томак подчеркивает, что одним из направлений, который не совсем используется для решения вопроса узников Путина является работа с гражданскими обществами стран ЕС:
Мне кажется, у нас в Украине наблюдается перекос или переоценка веса ЕС, а когда ты общаешься с обыкновенными немцами, то они вообще не в курсе, кто евродепутат от Германии, а мы в основном работаем именно с Европарламентом. Это можно понять, принимая во внимание, что можно какие-то продвигать политические вещи, политические заявления. Вместе с тем работа на уровне стран-членов ЕС, условно говоря «полевая работа» очень важна и конечно же, это вопрос ресурсов, но это также взаимодействие с тем, что уже существует. Скажем, это украинская диаспора, которая в самом деле активная в вопросе Сенцова. Украинцы в мире вообще активизировались с началом войны. Это также взаимодействие с украинским МИДом, который имеет везде свои представительства, и у нас положительный опыт в этом плане.
Вместе с тем пример Сенцова является хорошим примером того, каким образом международное гражданское общество включилось [в этот процесс]. Например, очень активным было киносообщество. Без этого вряд ли кто-либо слишком спешил бы заступаться за Сенцова. Короче говоря, случай Сервера Мустафаева, с точки зрения законности его преследования ничем не отличается от случая Сенцова. И в одном, и в другом случае оно незаконное. Вместе с тем мы понимаем, что поддержка Сенцова значительно более интенсивная хотя бы потому, что за него готов стоять мир кино и ключевые имена мирового кинематографа. Поэтому, это очень важное поскольку ничего не работает без активизации общества. В этом плане очень многое зависит от нас, от нашей активности. И возвращаясь к тому, о чем я уже говорила раньше, мне кажется, что нужно активно работать непосредственно в странах ЕС, в таких как Германия и Франция, которые имеют вес и с точки зрения диалога с Путиным, и с точки зрения формирования европейской политики.
Материал подготовил Назар Олийнык