Маша Макарова: Каким вы представляете будущее России?
Олег Козловский: В целом я оптимист. Я считаю, что у России нет другой альтернативы, кроме как вернуться в лоно Европы, стать частью европейской цивилизации. Сейчас, конечно, ситуация сложная и наше ближайшее будущее представляется тяжелым.
ММ: Какие есть возможные сценарии для России? И верите ли вы, что участие оппозиции в региональных выборах, а затем и в парламентских, сможет привести к демократическим переменам в стране?
ОК: Я не верю, что глобальные изменения пути, по которому идет Россия, произойдут только в результате выборов. Этот путь обрублен, причем достаточно давно. И это самообман так считать. Тем не менее, этот инструмент, как и все другие, которые у нас есть – необходимо использовать. Даже, если исходить из того, что режим сменится в результате массовых народных выступлений или же при других обстоятельствах – очень важно, чтобы оппозиция была готова принять на себя ответственность за страну, чтобы это не было как гром среди ясного неба. Во-вторых, очень важно, чтобы часть существующей политической системы воспринимала оппозицию, как некоего партнера. Потому что то, что мы видим по другим странам, где происходят революции или смена режима – это очень тяжелый момент. Тяжело избавиться от диктатора, но то, что происходит потом – зачастую бывает не легче. Очень важно начинать готовиться к этому уже сейчас, использовать любые инструменты – и выборы, и протесты, и Интернет – все, что у нас есть.
ММ: В России практически каждую неделю появляются все новые законы, которые все туже завинчивают гайки. Значит ли это, что власть боится и чувствует угрозу со стороны оппозиционных сил?
ОК: Да, конечно. Это очевидно, что Путин и его окружение искренне верят, что против них существует некий мировой заговор. Они искренне верят, что весь мир спит и видит, чтобы их свергнуть. Соответственно, они считают, что ограничивая свободы своих граждан, свободу создавать организации, свободу выражать свое мнение, они, таким образом, защищают себя. Естественно, если бы они не чувствовали опасность, они бы занимались чем-то другим, им привычным и приятным. К сожалению, определенный эффект эти законы имеют. Они вынуждают большинство активистов, общественных организаций и в целом активных людей выбирать – либо ты замолкаешь, отказываешься от своей независимости и начинаешь играть в одну игру с властью, либо тебя, так или иначе, выдавливают в подполье. Существуют две модели поведения в подобных условиях: человек может сопротивляться, демонстративноотказываться соблюдать эти законы, либо же – эти законы можно обходить. Я считаю, что оба варианта можно использовать. Надо сопротивляться, когда это имеет смысл, когда есть возможность задержать наступление на свободу. Когда же подобной возможности нет, нужно научиться эти законы обходить. И ничего в этом постыдного нет. Это, к сожалению, та реальность, в которой мы живем, кода государство целенаправленно, не пытаясь создавать красивую картинку, объявило открытую войну гражданскому обществу. Гражданское общество, в свою очередь, должно собрать все силы, чтобы этому противостоять.
ММ: А что в этой ситуации может сделать Запад? Усиливать санкции, вводить персональные санкции по отношению к тем, кто ответственный за пропаганду в России. Что, по-вашему, должны сделать Западная Европа и США, как они могут помочь России?
ОК: Персональные санкции – эффективны. Особенно, если они направлены не только против конкретных чиновников, но и против близких им бизнес-партнеров, членов их семей, их предприятий, и которые будут наложены публично. Это будет и в интересах Запада, и в интересах российского народа, потому что россияне – первые, кто страдает от коррупции, которая стала ключевой частью системы. Уверен, большинство российских граждан будут благодарны Западу за такие сакнкции. Также важна помощь тем, кто под давлением вынужден уехать из России и помощь тем, кто остался и пытается продолжать что-то делать. Это – тоже важные вещи, это, прежде всего, солидарность. И не только со стороны европейских правительств, но и со стороны обычных граждан, со стороны общественных организаций. Потому что границы существуют, прежде всего, для государств, не для людей, и очень важно эту солидарность не забывать, не терять ее.
ММ: Мы говорим о персональных санкциях и в то же время Владимир Путин свободно посещает Италию, встречается с Папой Римским. Как объяснить подобный жест? Это стремление показать, что меня выкинули из Большой восьмерки, но при этом я могу посещать Европу и встречаться с местными лидерами? Или же это делается для внутренней политики, чтобы показать россиянам, что Россия продолжает быть значимой для Европы.
ОК: И то, и другое. Конечно же, встреча с главой Католической церкви – это символ престижа политического лидера. Мы понимаем, что у Путина осталось не так много ключевых фигур мировой политики, которые готовы с ним встречаться. Поэтому Путин использует все возможности, которые у него есть. Это неплохо, что остаются хоть какие-то каналы. Потому что, когда существуют относительно нейтральные фигуры, вроде Папы Франциска, которые готовы вести какие-то переговоры – это лучше, чем ничего. В то же время, я бы предпочел, чтобы на подобных переговорах поднимались и проблемы свободы, демократии, прав человека в России, и проблемы происходящего сейчас в Украине, и участия российской армии в этом. Подобные переговоры нельзя сводить только к протокольным улыбкам и таким же протокольным вопросам.
ММ: Чего бы вам хотелось пожелать России?
ОК: Я бы хотел пожелать, чтобы то дело, которое Россия начала 25 лет назад, объявив о суверенитете, об отказе от имперских амбиций, чтбы это дело было доведено до конца. Чтобы Россия перестала быть враждебной ко всему миру и стала равноправным членом мирового сообщества.
мм/ап